#Коллекционер - Страница 21

К оглавлению

Резкий поток головной боли сметает меня с ног. Мои руки на асфальте. В крови.

Почему мои руки в крови?

– Глеб! – кричит Анжела, – Стой! Тормози! Остановись!

Я чувствую хруст костей. Лицо Стаса превращается в кровавое месиво, когда я бью его кулаком.

Снова. И снова. И снова.

– Остановись! – визжит моя невеста, – Глеб, пожалуйста…

Она тянет меня за руку, пытается оттащить от него, а я продолжаю бить со всей дури.

Мой лучший друг обнимал мою девушку.

Девушку, на которой я хочу жениться. Девушку, которой я сделала предложение.

Моя девушка обнимала моего лучшего друга. Её губы были на его губах. Его член был в её вагине, и я видел это собственными глазами, потому что, когда зашёл в спальню, он удобно расположился между её разведёнными бёдрами.

Удар. Удар. Удар.

Хруст костей. Нос всмятку.

Когда лёгкие зажгло огнём, я отступил на шаг.

– Глеб, ты всё не так понял, – шепчет Анжела, – Это не то, что ты думаешь.

Резко разворачиваюсь и хватаю её лицо ладонью. Вжимаю в стену, сквозь слёзы видя ужас на её лице.

– Шлюха, – бормочу я, – Шлюха, – резко бью её головой и морщусь, когда она начинает скулить от боли.

Кольцо, которое я принёс из мастерской лежит тяжёлым грузом в кармане. Я достаю его, открываю коробку и швыряю в лицо этой суке, которая за моей спиной трахалась с моим другом.

– Глеб! – кто–то трясёт меня за плечи, – Глеб, что с тобой?

– Голова… – мычу я в ответ.

Боль разрывает меня на части. Я чувствую, будто с головы заживо снимают скальп и ору изо всех сил.

Где–то вдалеке звучат сирены…

Я помню этот звук.

На руках привычней видеть повязки, чем ролексы

Ведь в моей боли теперь нет места для совести.

Нет страниц в книге для новых историй,

Нет повторов для сук, что любят грязные роли.

Мои руки сжимают руль, а я толком не вижу дороги. Глаза застелило пеленой, или это слёзы, быть может.

– Сука.

Музыка разрывает салон машины, и я стучу окровавленным кулаком по рулю, постоянно задевая клаксон и кричу изо всех сил:

– Сука, сука, сука!

Зная, что память однажды сотрут внезапно.

Я помню эту песню.

Резкая вспышка света ослепляет, и я выворачиваю машину. Лечу, лечу, лечу…

Меня трясёт, я бьюсь головой о крышу. Ещё, и ещё, и ещё. Больно, чёрт, это очень больно… Повсюду осколки, дым, кровь, запах гари.

Музыка продолжает орать.

Когда нам казалось, что понимаем сигналы

Когда бокалы вдребезги разбивали

Когда под небесами клятву давали любви,

О том, что не перегорят изнутри огни

Когда мы гуляли ночью среди аллей

Мечты об алтаре, и как назовём детей

Когда как будто твоей была моя фамилия

Не знаю теперь, были ли это ты и я

Тишина.

Ти–ши–на.

ИсцелениеГЛАВА 14

I'm gonna stay

'Cause you're really tired

More than usual

Deep in your eyes

There's no desire burning anymore

Loreen «Heal»

Разлепив тяжёлые веки, я осматриваю помещение, в котором нахожусь и морщусь от яркого света люминесцентной лампы на потолке.

– Глеб? – звучит голос Анжелы, – Он очнулся.

Какого х..? Что она здесь делает?

– Глеб? – ещё один голос, не знакомый.

Мужской.

Я снова открываю глаза и смотрю на чужого мужика со странными усами – длинными, с закрученными в стороны кончиками и моргаю несколько раз, чтобы настроить зрение.

– Где я? – хрипит мой голос, и я вынужден прочистить горло.

– Вы в больнице. У вас был приступ, – отвечает мужик, косясь на Анжелу.

Я тоже перевожу взгляд на неё, и, не сдерживая своей злобы, шиплю:

– А ты что здесь делаешь?

Она удивлённо моргает и её лживые глаза наполняются слезами.

– Я… Я… – мямлит она.

– Пошла на хрен отсюда, – рявкаю я, – Пошла. На. Хрен.

– Глеб, успокойтесь. Анжелика здесь, потому что она – ваша невеста. Я – ваш психолог.

– На кой чёрт мне сдался психолог? – фыркнула я, обратив внимание на мужика, – Я вообще вас впервые в жизни вижу.

В палате повисает тишина.

Гробовая, в буквальном смысле.

Я перевожу взгляд с «моего» психолога, на мою бывшую невесту–изменщицу и замечаю недоумение на их лицах. Хмурюсь, и опускаю взгляд, только сейчас заметив, что я лежу в обычной палате, в обычной больничной рубашке, или как там они называются.

И на мне нет ни одной царапины.

Но я точно помню, как машина съехала в кювет. Меня же колбасило не по–детски, лобовое стекло разлетелось вдребезги… Должны быть хотя бы порезы, если уж с переломами пронесло.

– Глеб, – неуверенно начинает психолог, – Меня зовут Георг. Вы меня помните?

– Как я уже говорил – впервые вас вижу, – усмехаюсь я.

– Интересно… – мычит он, поднимаясь.

Схватив со столика фонарик, он начинает светить им мне в лицо, на что я резко отвожу его руку в сторону.

– Что вы делаете?

– Глеб, – он внимательно смотрит на меня, самым наглым образов направив луч света мне в правый глаз, – Что вы помните?

– Я помню, как застукал эту… – покосившись на Анжелу, я прищурился, – Со своим лучшим другом. Кстати, как он? Я помню, что его смазливая рожа превратилась в пюре в буквальном смысле, – смешок вырывается из груди, – Помню аварию.

– Какой сейчас год? – допытывается Георг, или как его там звать.

– Тринадцатый, я полагаю.

Анжела вскрикнула и прикрыла рот рукой. Я удивлённо посмотрел на неё, а затем снова на врача, который навис надо мной, потирая подбородок большим пальцем.

– Очень интересно, – бормочет он.

– Вы мне объясните, что происходит? – не выдерживаю я, – Сколько я был в отключке?